Часто люди недоумевают, зачем учиться каллиграфии в наше время, когда даже возможность просто написать пару слов ручкой представляется нам крайне редко. Зачем учиться писать красиво, если в жизни мы вообще не пишем, а набираем тексты на компьютере? Но те, кто соприкоснулся с этим видом искусства (а каллиграфия — это вид искусства и весомая часть человеческой культуры), уверены, что без нее нам никуда — особенно современному человеку, который только нажимает на кнопки. Мы поговорили с преподавателями каллиграфии о том, кто может научиться каллиграфическому письму и что это дает в жизни.
Вдох-выдох
Мы пришли на урок в школу каллиграфии «От аза до ижицы». Учредитель и художественный руководитель школы Пётр Петрович Чобитько проводит занятие по письму кистью — это его конек.
— Сядьте ровнее. Кисточка должна двигаться свободно. Возьмите её повыше, у вас зажаты пальцы. Надо правильно дышать — вдох-выдох, не торопитесь. Как утка то садится на воду, то опять взлетает. Как ручей течет. Кисть — тот вид письма, где остановки нет. Должно быть ощущение текучести, непрерывности. Вы входите в резонанс с линией, и с вами что-то происходит.
Пётр Петрович объясняет, что когда что-то не получается, нужно взять в каждую руку по кисточке и писать двумя руками. Это упражнение очень помогает найти нужное движение.
— Писать надо не рукой, а всем телом, как танцуете. Попробуйте петь, когда работаете. Каждая линия — это образ. Линия одухотворяется, становится живой, вы наполняете её содержанием.
Затем он говорит о том, как важно количественное соотношение белого и черного, рассказывает, какие бывают виды кистей: «Вот такой кисточкой можно расписать крылышки мухи. Остроконечная кисть — самая сложная. Плоская кисть схожа с пером, а для остроконечной нужны другие приёмы».
Следующая тема урока — вязь. Этот шрифт очень простой, лаконичный, но с его помощью можно решить множество задач, объясняет Пётр Петрович:
— Взгляните: вязь состоит из вертикали, горизонтали и диагонали. Почему вязь так важна, особенно для начинающих? Она дает пять главных принципов, без которых трудно продолжать учение. В других видах письма они тоже есть, но они слабее выражены. Первое, что мы здесь видим, — это ритм то более длинных, то более коротких вертикалей и горизонталей. Если вы нарушили ритм, это сразу видно, вы сами, без учителя, поймете свою ошибку. Во-вторых, вязь — это способ организовать пространство. Посмотрите, белое и черное рядом, они буквально сжаты друг другом. Третье — вязь недаром считается не столько письмом, сколько орнаментом, она очень декоративна. Изучая вязь, вы можете попутно изучить все виды орнамента. Четвертое: само слово «вязь» показывает, что буквы существуют не сами по себе, они связаны. Способов «связывания» очень много. У византийцев и греков было где-то сорок вариантов соединения, а на Руси — четыреста, в отдельных рукописях до шестисот. Когда вы начинаете работать, к вам приходят решения, каким образом ещё это можно сделать. Пятый — композиция: вязь сама по себе структурна и показывает, как соединяется один элемент с другим. Это качество очень нужно дизайнеру. Среди вас есть дизайнеры? Нет? Ну, значит, будут! Обучая дизайнеров, архитекторов, я начинал бы с вязи. Это научит строить логотипы, то есть комбинации разных знаков.
Пётр Чобитько считает, что если ученик овладел вязью, ему будет проще изучать и английский, и итальянский курсив, вообще улучшить почерк. После вязи его ученики изучают другие виды русского письма: устав, полуустав, скоропись, а также различные виды европейского письма.
Каллиграф, борзописец и краснописец
Как рассказывает сам Пётр Петрович, изначально у него не было мысли организовать школу каллиграфии, она появилась исключительно благодаря стечению обстоятельств.
— Я увидел, как убирают письмо из художественных высших учебных заведений благодаря пресловутой болонской системе. Я работал в академии Штиглица и, зная, что студенты хотят заниматься, предложил сделать факультатив. Ректор сказал — только дополнительные занятия за деньги. Студенты согласились, и при факультете повышения квалификации появилась школа каллиграфии. В 2006 году мы сделали в академии выставку, студенты стали писать заявления, что хотят заниматься этим предметом. И на кафедре книжной графики, где я работал, на заседании вынесли беспрецедентное решение: каллиграфия мешает творческому процессу, и кафедра не нуждается в моих услугах.
Но без работы Пётр Чобитько тогда не остался: его сразу же пригласили в Институт имени И. Е. Репина. Вскоре выставочная компания из Москвы предложила ему организовать международную выставку каллиграфии.
— Я сам мечтал об этом, поскольку после развала СССР практически прекратилось общение между коллегами, — говорит Пётр Петрович. — И была организована выставка, в которой участвовали мастера из 36 стран. И тут произошло ровно то же самое, что в академии Штиглица: после этой выставки мне объявили, что факультет больше не нуждается в моих услугах. Но тогдашний ректор института Альберт Чаркин, ныне покойный, взял меня к себе, на факультет скульптуры, и пока не ввели болонскую систему, я там преподавал.
Когда Петра Чобитько отовсюду «ушли», он организовал частную школу, где было и детское, и взрослое отделения. Его ученики стали преподавателями. Интересно, что когда педагог в Минюсте подавал документы об открытии школы, там удивились и сказали, что такой профессии — «каллиграф» — официально не существует.
— После 1917 года каллиграфия была запрещена, даже это слово не употреблялось. А в древних манускриптах всегда написано, кто каллиграф, кто борзописец, кто краснописец… Светский специалист — каллиграф, это профессия. Если монах занимается этим, он «краснописец». Борзописцы — это те, кто пишет не только хорошо, но и быстро, умельцы высокого уровня.
Вот, оказывается, как: борзописцы — это вовсе не «чересчур бойкие журналисты», как это слово понимается сейчас…
Пётр Петрович сожалеет, что когда прекратились гонения на Церковь, почему-то никто не заинтересовался каллиграфией: ни священноначалие, ни рядовые священнослужители. А ведь каллиграфия — это тоже «умное делание», монахи на Афоне и поныне ею занимаются.
— Каллиграфия влияет на сознание, меняет мироощущение. Одна из учениц мне призналась, что когда она написала десять раз молитву «Отче наш», она для нее открылась, озарила её. Линия — это осознанный, осмысленный и прочувствованный след на бумаге. На Востоке говорят, что письмо формирует корень характера. А сегодня что мы видим? Православные какие-то вялые, уповают на Бога, у них не хватает воли. Я познакомился с материалами РНБ, нам показали прописи учеников XIX века, они безукоризненные! А нынешние прописи, которые даются в школах, не могут научить красивому письму. Они, наоборот, вызывают чувство противоречия. Ребенок не хочет по ним учиться. Раньше письмо было двухнажимное: нажимали на перо — линия расходилась, не нажимали — сужалась. А когда перешли на шариковую ручку, всё и ушло. В Германии, я знаю, когда был в школах переход на письмо шариковой ручкой, всё разрабатывалось на серьезном научном уровне. А у нас какие-то методисты что-то сварганили, как могли, и это не вызывает никакого интереса у учащихся. Когда я показываю детям прописи современные и XIX века и спрашиваю, по каким они хотели бы писать, все хотят писать только по старым. Мы пришли сегодня к полному развалу, разрушению всей письменной культуры. Мне японцы говорили, что только дикари так могут сделать: взять то, что нарабатывалось веками, и уничтожить. А японцы ничего не выбрасывают, они пользуются. Самые современные инструменты для каллиграфии придумывают японцы, а потом копируют китайцы. В Японии ввели программу каллиграфического образования — с двух лет. Я видел учебники: 2–4 года, 6–8 — и так до конца школы. Я спросил, для чего это. Мне ответили, что сейчас многие процессы может выполнять компьютер, а вот творческие моменты — только человек, и каллиграфия — один из тех механизмов, которые включают элемент творчества. Включается правое полушарие — образное мышление, воображение. Чтобы написать букву, необходимо её сначала представить, используя внутреннее видение.
Язык и письмо — два крыла
Пётр Чобитько и его ученики вели бесплатные группы на епархиальных курсах религиозного образования и катехизации — и никого из выпускников не пригласили преподавать в воскресную школу! Только двоим из них, самым «пробивным», удалось добиться на своих приходах, чтобы уроки каллиграфии были введены в воскресной школе.
— Культура письма на Руси сильно упала в результате реформ Петра Великого, в ХХ веке деградация продолжилась, и если всё пойдет такими темпами, мы скоро потеряем свой язык, свою идентичность, — продолжает Пётр Петрович. — Письмо — это культура, традиция, дух. В Японии крупные бизнесмены и даже члены императорской семьи занимаются каллиграфией, то есть это нужно тем, кто вроде получил в жизни всё. Это гармонизирует, активирует работу мысли. Сегодня исламская каллиграфия заполонила всю Европу, поскольку европейская каллиграфия выродилась. К нам недавно приезжала группа поляков, интересующихся русской каллиграфией. Зачем им это, спрашиваю. «Она живая, она сакральная. Каждая буква — это образ». Они хотят организовать иконописные школы в Кракове и Варшаве — говорят, сейчас большой интерес к русской иконе.
В Санкт-Петербург учиться каллиграфии часто приезжают и из других стран: Германии, Великобритании, Финляндии. Те, кто занимаются серьезно, начинают учить церковнославянский язык.
— Когда мы начинаем изучать древнерусское письмо, мы не пишем «а», мы пишем «аз»: выявляется имя буквы, у нее есть понятие. Знаете, что люди больше всего хотят писать? Азбучную молитву! То есть знать не просто букву, а что она обозначает. В нашем учебном пособии приведены два вида азбучной молитвы. Изучать церковнославянский язык без письма — пустая трата времени. Это же два крыла! К каллиграфии относятся, как недавно относились к аппендиксу — лишний, дескать, ненужный орган. Но новейшие исследования показали, что аппендикс нужен. И каллиграфия нужна — Господь ничего зря не создаёт. Нужно учить детей с раннего возраста. У нас есть семейные группы, когда родители и дети делают общую работу, и отношения в семье улучшаются. И Бехтерев, и Павлов говорили, что письмо — это самый сложный способ произвольной деятельности, он затрагивает все мозговые центры. Поэтому не нужно торопиться покупать детям гаджеты — лучше как можно раньше начать учить их писать. К нам иногда приводят сложных детей, ни родители, ни учителя не могли с ними совладать, а у нас они со временем исправлялись, успокаивались — даже те, которым вроде ставили психиатрические диагнозы. У нас сейчас такой ребенок есть: он не хотел ни с кем общаться, ни с родителями, ни со сверстниками, а сейчас мама не нарадуется — ребенок нормально учится, занимается дизайном. Американцы провели такой эксперимент: детям с различными отклонениями в развитии стали давать каллиграфические прописи, и дети в результате обогнали в развитии тех, которые считались одаренными. Так что с помощью каллиграфии можно из дурачка сделать продвинутого, а с помощью гаджетов, наоборот, из продвинутого сделать дурачка. Сейчас появилась новая напасть среди детей и молодежи — компьютерная зависимость. И как её лечить, непонятно. Как алкоголизм и наркоманию лечить — даже больше понятно… Но каллиграфия как раз может стать такой «прививкой» от зависимости. Поэтому детям, пока они не научатся писать, нельзя давать никаких гаджетов, — утверждает Пётр Чобитько.
Но есть и отрадный факт: за годы, что в нашем городе работает школа каллиграфии, появились студии каллиграфии и в других городах России. В Санкт-Петербург для обмена опытом приезжают из всех регионов, даже из Якутии и с Сахалина — ведь таких специалистов нигде не готовят, даже в педагогических вузах.
Каллиграфия хороша тем, что учиться может каждый, вне зависимости от уровня подготовки. Правда, пока группы общие, но в дальнейшем есть планы открыть академию каллиграфии — специально для продвинутых. И педагогам будет легче, когда в классе все ученики будут примерно одного уровня.
— У нас преподают рисование отдельно, письмо отдельно — в древности так не было, — говорит Пётр Петрович. — Линия — основа любого изображения, его «строительный материал». Об этом писали и современные художники: Пабло Пикассо, Пауль Клее. Если ты овладел искусством линии, ты овладел вообще искусством, перед тобой открывается всё. Академическая школа это разделила, поэтому и сознание у нас разделено. А мы как раз пытаемся объединить, у нас изучают линию как таковую, с помощью которой можно и рисовать, и писать. Каллиграфическая линия — это не геометрическая линия, она дышит, она живая.
Письмо, приводящее к вере
Дария Джемс-Леви — одна из преподавателей в школе «От аза до ижицы». Кроме того, она преподает студентам СПбДА. Интересно, что хотя каллиграфию преподавали в художественной школе, училище, Академии художеств, Дарию она никогда не привлекала. После окончания Академии художеств её пригласили остаться в творческой мастерской, руководителем которой был Илья Богдеско. «Это большой мастер — художник-график и каллиграф. Отчасти благодаря ему я полюбила каллиграфию. Он в то время писал книгу о методике преподавания каллиграфии», — поясняет Дария.
— Почерк у меня плохой, а хотелось научиться писать красиво, — вспоминает она. — Я пришла в школу каллиграфии, чтобы научиться английскому курсиву — это очень элегантное письмо. Но в результате меня вдохновило русское письмо — вязь, устав, полуустав, скоропись, — и английский курсив стал малоинтересен. В итоге я стала преподавать каллиграфию на иконописном факультете в Духовной академии, при мне этот курс ввели, и я была первым преподавателем, разрабатывала программу. Иконописные школы сейчас приводят в соответствие с единым образовательным стандартом, и везде будет преподаваться каллиграфия.
Дария — прихожанка храма великомученицы Екатерины в Академии художеств, его настоятель архимандрит Александр (Фёдоров) долгое время возглавлял иконописное отделение в Духовной академии: «Он понимал, что каллиграфия нужна иконописцам, потому что плохая надпись портит икону. Отец Александр пригласил меня вести факультатив, целый год я преподавала на общественных началах для желающих, а потом решили ввести этот предмет официально. Студенты СПбДА изучают каллиграфию один год, на третьем курсе. Я преподаю официально уже четыре года. Здесь очень приятно преподавать — учатся хорошие, церковные ребята, они отличаются от студентов светских учебных заведений. Многие занимаются с удовольствием, „заражаются“ этим».
Сейчас в Духовной академии налажен дистанционный учебный процесс: «Пришлось освоить ZOOM, дома организовать рабочее место, закрепила видеокамеру на подставочке для каллиграфии, — рассказывает Дария Джемс-Леви. — Конечно, вводные занятия по каллиграфии должны быть очными. К счастью, когда мои студенты начинали заниматься, СПбДА еще не была закрыта на карантин, так что удалось поставить ребятам руку, показать, как правильно держать перо. Конечно, дистанционно заниматься неудобно: я не вижу, что они делают. Только тогда они присылают работы, могу сказать, где что не так, а на занятии я это сделала бы сразу».
Преподавание в школе каллиграфии, говорит Дария, тоже вдохновляет: «Люди хотят заниматься творчеством, за рисование браться страшно, а красивое письмо — по силам, и научиться вполне реально. Важно желание, усидчивость, аккуратность, причем усидчивость и аккуратность можно выработать, даже если изначально этих качеств у человека не было».
На вопрос, чем может заниматься человек, окончивший школу каллиграфии, какова область применения его навыков, Дария отвечает: «Можно создавать творческие работы, участвовать в выставках. Я воспринимаю каллиграфию одним из художественных инструментов. Можно комбинировать изображение и каллиграфию, а можно не комбинировать — создавать чисто каллиграфические листы. Дизайнеры стремятся учиться каллиграфии, потому что это увеличивает творческий диапазон. Сейчас очень популярное направление — создание рукописной книги. А для непрофессионалов это просто приятное занятие для души. Можно писать открытки, стихи, молитвы. Каллиграфия тесно связана с орнаментом. Можно создавать орнаменты, украшать ими различные вещи».
— Обязательно ли знать церковнославянский язык?
— Конечно, лучше знать. Русское письмо неразрывно с церковнославянским языком. Многие буквы, которые есть в церковнославянском языке, в современном русском не используются, и это очень обедняет возможности каллиграфа. В семинарии церковнославянский и так изучают, и в школе каллиграфии я призываю учеников его изучать. В результате, возможно, кто-то придет в храм. Хотя большинство людей, желающих изучать русское письмо, уже так или иначе интересуются верой.
Фото: Станислав Марченко
Автор: Татьяна Кириллина
Источник: журнал «Вода живая»